Письма из Осташково - Страница 17

Ф[окин] во все время беспокойно вертелся на своем кресле, барабанил пальцами по столу, безо всякой нужды заглядывал под диван и беспрестанно обращал ободряющие взоры то к хозяину, то к гостю; наконец не вытерпел и сказал:

- А мы к вам, А[лексей] М[ихайлович], насчет одного дельца.

Хозяин мрачно улыбнулся.

- Какое же такое это ваше дело?

Ф[окин] стал подкашливать, подмаргивать и закивал пальцем хозяину в другую комнату. Они вышли. В отворенную дверь слышно было, как Ф[окин] уговаривал его вполголоса:

- Вы не опасайтесь! что ж такое? ну, да. Ваше дело такое. Ну, да.

- Да мне что же? - отвечал капиталист. - Я ничего не боюсь. Мое дело такое.

- Ну, разумеется.

- Понятное дело.

- Да-с; так вот, А[лексей] М[ихайлович], - начал Ф[окин], выходя и указывая на меня, - как они очень любопытны узнать все об нашем городке и как они много наслышаны, то вы им все это, если можно…

- Это ничего, - ответил хозяин, с улыбкою посматривая на меня.

- Впрочем, ведь все это уж напечатано в отчете министерства.

- Об кузнечиках-то, об кузнечиках. Да, да. Вы расскажите! Ведь это все для славы нашего города. Следственно, можно надеяться? так вы будьте благонадежны! - успокоивал он меня.

Я поблагодарил и тут же кстати обратился с просьбою к служащему в думе гостю. Мне хотелось добыть городской бюджет за минувший год. Гость ответил мне на это, что ведомость о городских доходах и расходах ежегодно представляется куда следует и что если мне это нужно знать, то лучше всего обратиться… То есть обратиться куда следует. Из этого я не замедлил вывести заключение, что с подобными требованиями в осташковскую городскую думу обращаться не следует; но, несмотря на это, попытался, однако, убедить гостя, что дело это совершенно невинное и что опасаться тут решительно нечего. Гость подумал немного и сказал:

- Это все так-с. Только вот Федор Кондратьич уехали, а то бы они вам все это разъяснили в лучшем виде.

- Так, стало быть, без Федор Кондратьевича ничего сделать нельзя?

- Вот изволите видеть, что-с…

Ф[окин] давно уже, стоя позади меня, делал гостю разные гримасы и заманивал его в другую комнату. Наконец гость это заметил и ушел с ним пошептаться. Чрез несколько минут он вернулся и сказал, что может дать мне записку в думу, и там сделают для меня все, что можно. Я взял записку и простился. Ф[окин] пошел со мною.

- Ну, слава богу! - сказал он, когда мы уже были на улице, - дела наши улаживаются понемножку.

Новая роль, которую он взял на себя добровольно, до такой степени занимала его, что он даже начал уж мои дела считать нашими делами.

На дороге попадались нам беспрестанно разные люди и кланялись. Некоторых Ф[окин] останавливал, отводил в сторону и с озабоченным видом сообщал что-то.

- А, а! Да, да, да. Ну, так, так, - отвечали обыкновенно встречные, делали сосредоточенные лица и задумывались.

- Здравствуйте! - здоровался Ф[окин] с каким-то чиновником, идущим к должности.

- Куда это вы? - спросил чиновник.

Ф[окин] нагнулся к воротнику его шинели и шепнул ему, указав на меня глазами.

- Мм! Вот она какая история! - глубокомысленно сказал чиновник.

- Да, - самодовольно заметил Ф[окин]. - Только вот как вы нам посоветуете? Сходить ли нам прежде к Михал Иванычу или уж прямо обратиться к Петру Петровичу? 3

Чиновник задумался.

- Дело мудреное, - проговорил он наконец, - как сами знаете. Мой совет - побывать прежде у Михал Иваныча.

- Ну, вот, вот! И я так же думаю. Да. Так до свидания.

- Мое вам почтение.

Чиновник пристально посмотрел на меня и пошел своей дорогой, в раздумье покачивая головой.

- Что вы беспокоитесь? - сказал я Ф[окину], - Ведь дали же мне записку.

- Дали-то дали. Это, конечно; только, знаете, все бы лучше побывать нам у одного человека.

- Да зачем?

- Эх, какой вы! Да уж положитесь на меня.

- Ну, ведите, куда знаете.

Мы вошли в какой-то грязный переулок, кончавшийся большим вязким болотом. Кособокие домики с прогнившими крышами окружали его с четырех сторон. Болото это в сущности должно было по плану изображать площадь. По ту сторону болота стоял дом, ничем не отличавшийся от прочих, а в нем жил тот человечек, у которого, по мнению Ф[окина], нам необходимо нужно побывать. На дворе накинулась на нас собачонка, но Ф[окин] сейчас же заговорил с ней, и она успокоилась. На этот лай вышла кухарка и повела нас в переднюю. Ф[окин] пошел предупреждать о моем приходе и вернулся в сопровождении хозяйки дома, очень полной женщины в большом клетчатом платке, которая начала подозрительно осматривать меня с головы до ног. Нужного человечка не было дома, а потому мы и отправились прямо в думу. У церкви остановил нас печник:

- П. Г.! Что ж ты? Я тебя, братец мой, дожидался, дожидался, ажно исть захотил, - сказал он моему спутнику.

- Постой! не до тебя. Дела у нас тут пошли такие, спешные.

- Что мне за дело? Я глину замесил.

- Погоди немножко: я сейчас.

- То-то, смотри, проворней справляй дела-то свои! Рожна ли тут еще копаться! - кричал нам вслед печник.

- Может быть, я вас отвлекаю от занятий? - спросил я Ф[окина].

- Вы, пожалуйста, не стесняйтесь! Теперь я и один найду дорогу в думу.

- Нет; это ничего. Еще я успею. Тут, видите, печка строится в алтаре, так я взялся показать. Вот он и пристает ко мне.

- Так что ж ему дожидаться? Право, вы для меня напрасно беспокоитесь.

- Нет, нет. Я вас одного в думу не пущу. Вы не знаете.

- Ну, как хотите.

Наконец пришли мы в думу. В темной передней встретил нас высокий седой старик в долгополом сюртуке и сердито спросил: "Что надо?" Я показал записку. Старик взял ее, велел мне подождать и ушел куда-то. Ф[окин] сказал мне: "постойте-ка, я тут в одно место сбегаю", - и тоже ушел. Я остался в обществе двух мещан, которые, как и я, ждали чего-то и от скуки терлись об стену спиною. Чрез несколько минут выглянул из двери писец и, внимательно осмотрев меня, сказал: